Жорж Бордонов - Мольер [с таблицами]
Нынешние кресла партера, то есть самые дорогие места, тогда были самыми дешевыми, стоячими. Стульев в партере не было. Поэтому женщины туда не допускались, они занимали ложи, в которых вообще были по восемь мест, но где обычно сидели только четыре дамы — мешали широкие фижмы.
Разумеется, знатные зрители (те, что размещаются на сцене и в ложах) не всегда сходятся во вкусах с партером, впрочем, более многочисленным и своими свистками и аплодисментами в конечном счете решающим судьбу пьесы. «Смейся же, партер-тупица, смейся!»[136] — восклицает «тонкий ценитель». Партер не интересуется мнением литераторов; он развлекается, как хочет, и позволяет себе не оглядываться на пустоголовых салонных острословов. Мольер обязан ему своим успехом. На всем своем беспокойном пути он опирался на две, казалось бы, противоположные силы: на народ и Людовика, стоячий партер и Короля-Солнце. Остальным понадобятся долгие годы, чтобы понять его величие или просто лицемерно капитулировать перед его торжеством; это не относится лишь к Буало и Лафонтену.
Добавим еще, что все чаще в зале устраивается буфет. Там торгуют, в зависимости от времени года, горячими или прохладительными напитками, фруктами и… жареным картофелем. Зимой можно погреться у большой печи в глубине зала, а «чистая публика» отправляется в фойе[137] (названное так по огню, пылающему в камине). Здесь надушенные щеголи и стареющие вельможи-ловеласы без помех встречаются с актрисами.
Наконец, последняя справка: если при Генрихе IV и Людовике XIII представления давались только по утрам, то затем спектакли стали начинаться в пять часов и кончались к ужину. По вечерам их давали лишь в исключительных случаях.
XV «УРОК ЖЕНАМ»
Введение
Вернемся на несколько месяцев назад. 22 августа 1661 года, то есть вскоре после праздника в замке Во, Лафонтен сочиняет такое послание своему другу Мокруа по поводу «Докучных»:
«Мольера сочиненье это.
Искусство и талант поэта
Очаровали всех подряд.
По мне сей человек. Я рад,
Что славное Мольера имя
Звучит, наверно, даже в Риме.
Припомни-ка, давным-давно
Меж нами было решено,
Что строгий вкус его творений
Теренция напомнит гений.
Мы Плавта площадным шутом
С Мольером рядом признаем
И дольше в театральном кресле
Сидим, чем раньше, только если
Прекрасна пьеса не игрой,
In illo tempore[138] смешной,
А тем, что нашей сцене внове, —
Тем, что в комедию внесен
Правдоподобия закон».[139]
«Докучные», наперекор хулителям, продолжают идти с успехом в Пале-Рояле и «на визитах». Лагранж помечает, что за год (с 25 апреля 1661 до 26 марта 1662 года) его пай составил 4310 ливров 9 су. По истечении ежегодного перерыва театр, в котором теперь тринадцать актеров на полный пай, снова открывает сезон в пятницу 21 апреля 1662 года, после пасхи. Труппа отправляется «на визит» к госпоже де Суассон и господину де Ла Фейяду, герцогу, который так жестоко обойдется с Мольером. Немного позже труппа пополнится еще двумя актерами, Брекуром и Латорильером.
Гийом Маркуро, сьер де Брекур, родился в 1638 году. Ему, следовательно, двадцать четыре года. Он вырос в театре. В 1659 году он женился на Катрине Десюрли; в то время он работал в труппе Маре. Он покидает этот театр в 1662 году и переходит к Мольеру, от которого в 1664 году уйдет в Бургундский отель. Он одновременно и драматург; среди его пьес — поставленная в 1682 году «Тень Мольера».
Франсуа Ленуар, сьер де Латорильер, — фигура не совсем обычная. Он родился в 1626 году, был капитаном в Лотарингском полку, прежде чем жениться на дочери директора театра Маре. После этого он поступил на сцену и оставался в Маре, под крылышком у тестя, до 1662 года. В мольеровской труппе он приобретет известное положение, — мы увидим, что он будет сопровождать Лагранжа в его поездке к Людовику XIV под осажденный Лилль, по делу «Тартюфа». Как и Брекур, он тоже пописывает. Это к нему перейдет после смерти Мольера роль Мнимого больного. Потом он поступит в Бургундский отель, вместе с четой Боваль и Мишелем Бароном.
Успех все растет. То было счастливое время.
«В субботу 24 июня, — записывает Лагранж, — по приказу короля труппа отправилась в Сен-Жермен-ан-Лэ. Мы играли перед Их Величествами тринадцать раз. Труппа вернулась в пятницу 11-го августа. Король дал труппе 14 000 ливров, полагая, что в ней четырнадцать актеров на полный пай. Между тем их было пятнадцать. Королева-мать пригласила актеров Бургундского отеля, которые умоляли ее предоставить им случай услужить королю. Они очень завидовали труппе Мольера».
10 сентября труппа у маршала де Граммона. В октябре ее зовут в Лувр. 17 ноября она ставит пьесу «Тоннаксар» некоего Буайе, которому актеры отдают «сто полулуидоров в кошельке, шитом золотом и серебром» (то есть 550 ливров). Эта подробность не просто сама по себе занятна. Она дает представление о том, как растут авторские гонорары. Приблизительно такую же сумму труппа назначает Мольеру за его комедии.
ТА ПЛЕНИТЕЛЬНАЯ КРОТОСТЬ…
Тем временем Мольер не перестает работать. Он счастлив, чтобы не сказать — блаженствует. И если счастье его не безоблачно, он надеется, что оно таким еще станет: супружеское согласие не всегда приходит сразу; порой его приходится добиваться долго и терпеливо. Возможно, что в интимных отношениях с мужем Арманда проявляет добрую волю, если восторга и не испытывает. Карта, которую Мольер собирается разыграть, — успех. Ослепить Арманду, как это было в замке Во, где он единственный из актеров труппы казался на короткой ноге с вельможами, где Арманда слышала, как Людовик XIV его хвалил, и в выражениях не просто приличествующих случаю, а самых теплых, предлагая вывести в пьесе Сокура! Мольер осыпает ее подарками, удовлетворяет малейшие ее желания, сорит деньгами, будучи щедр от природы и желая, чтобы его молодая жена имела оправу, достойную ее красоты. Арманда чувствительна к такому вниманию; она еще не испробовала по-настоящему своих чар на мужчинах; в этом она неопытна. Среди стольких соблазнов — и главный исходит от этого юного женского тела — Мольер снова берется за перо. Он решает, впрочем, не торопясь, вернуться к теме, сулящей верный успех, — к теме «Урока мужьям». Между «Уроком женам» и жизненной ситуацией самого Мольера совпадение слишком явное, чтобы историки не сделали из него решительных выводов. По их мнению, Мольер, обнаружив истинное лицо Арманды, черпал вдохновение в своем несчастье, рисуя характеры Агнесы и Арнольфа. Но даты не сходятся. В то время как он пишет новую комедию, Арманда еще не выставляет против него «насмешек лед», как Агнеса против своего старикашки. Он еще в том периоде, когда супруг питает восхищение и нежность к молодой женщине, разделяющей его ложе. Он позабыл свои горести. Ему не сорок два года, а тридцать! Любовь и успех увенчивают наконец его усилия. Не новую жизнь он начинает — жизнь впервые начинается для него. Увы!
